Аравийская пустыня

- Ну, вот мы и в Аравийской пустыне, - сообщил гид, выпрыгивая из джипа. - Посмотрите левее: перед вами - мираж. Это прозвучало смешно: мираж как экскурсионный объект! Впрочем, мираж действительно имел место - метрах в двадцати от нас поблескивало озерцо, на поверку оказавшееся обманом зрения. Ни дворцов, ни пальм нашему взору не предстало, только эта лужица, заполненная вместо воды дрожащим светом.
Песчаный мир простирался вокруг, но урчащий джип доказывал, что цивилизация куда сильнее природы: грозная пустыня не страшна экскурсантам. Прошлись по песку, скатились на пятой точке с бархана, проехались с гиканьем и свистом между гор, посетили селенье бедуинов - и к ужину вернулись в отель: к подсвеченному бассейну, ванне, бокалу коктейля на балконе уютного номера.

Аравийская пленница

Наверное, двадцать лет назад с тем же чувством стояла на краешке пустыни Мария - молодая испанка, путешествовавшая по Египту. Она тоже отправилась на экскурсию с группой, получила положенную долю экзотики. Экскурсия заканчивалась, темнело (звездное небо - фишка экскурсионной программы по пустыне), и группа выстроилась на бархане, послушно задрав головы: любовались ночными светилами. В этот миг Мария ощутила, как чьи-то руки обхватили ее, и потеряла сознание.

Она очнулась в селении бедуинов. Не было ни джипов, ни гида, ни знакомых. Была ночь и смуглые лица, склонившиеся над ней. И резкие чужие запахи. И непонятная гортанная речь. И тянувшиеся к ней руки. И жажда. И страх. Даже не страх - ужас безысходности. Мария попала в страшный сон, в ночной кошмар, очнуться от которого не было никакой возможности. Мария попала в плен к бедуинам.

Закон пустыни

...Крохотные племена кочуют по пустыне - от стоянки к стоянке, от воды к воде. Роют песок, добывая то, что ни один европеец не назовет пищей. Охотятся. Ищут другие племена, чтобы затеять войну. Не потому, что кровожадны: война для бедуинов - единственный способ обновить генофонд. В крохотных племенах женятся даже родные сестры и братья, и из-за кровосмесительных браков бедуины вырождаются, вымирают. Спасение - в войне. Победившее племя уничтожает всех мужчин и забирает женщин: главную ценность - свежую кровь. Такой «свежей кровью» стала и Мария.

За пять лет Мария родила пятерых детей. Она подчинилась законам пустыни, стала одной из женщин племени - деваться ведь было некуда. Но однажды, во время очередного кочевья, сумела все же ускользнуть.

Мария сама не знает, сколько скиталась по пескам. Не представляла себе, куда идет, где возьмет воду. Шла, потом ползла, потом не смогла ползти. Ее нашли случайно: группа археологов наткнулась на иссохшую, потерявшую сознание женщину. Сумели довезти до города, а в больнице сумели выходить. Тогда-то по сообществу египтологов пронеслась сенсация: из небытия пришла европейка, пять лет прожившая у бедуинов! Этот закрытый для чужаков мир отныне обретает язык!

Спасенную Марию отправили на родину, к маме и папе, давно ее похоронившим. Ученые затеяли паломничество, расспрашивая про быт и верования бедуинов, журналисты тучами летели на «горяченькое». Вернувшаяся из пустыни оказалась в эпицентре всеобщего внимания. Жизнь кипела.

А Мария, к собственному ужасу, все чаще вспоминала пустыню. Сухой жар песка, вечные горы, опаленные солнцем лица. И тишину. Великую тишину пустыни. Там, в песках, остались ее дети. Там осталось ее племя. Ее народ, навеки потерянный...

Конечно, она не могла вернуться к бедуинам: невозможно в пустыне найти племя, само не ведающее, куда лежит его путь. Но и вернуться в прежнюю свою жизнь Мария тоже не смогла: это была уже не ее жизнь, это был чужой мир. Мир, путь к которому ей навеки преградила Аравийская пустыня

Покидая племя, Мария бежала в никуда. И попала - в никуда: в пропасть между мирами, ни одному из которых отныне не могла принадлежать. Потому что бедуины оказались не отсталым народом, а параллельной цивилизацией. В их мир почти невозможно попасть. И уж совсем невозможно из него безнаказанно выйти.

Резервация среди барханов

Случай с Марией не прошел для бедуинов даром: власти Египта отловили несколько племен и предложили договор. Вы, дескать, селитесь в определенном месте и пускаете к себе экскурсантов, а мы за это снабжаем вас кое-чем необходимым и защищаем военными кордонами от набегов кочевников. Или - истребим! Особого выбора у бедуинов не было. Они согласились, подписав себе смертный приговор.

Когда-то пустыня наступала на слабую цивилизацию, занося песком селенья. Сегодня могучая цивилизация наступает на пустыню. По горам расставлены вооруженные кордоны. Проложены маршруты. Созданы «заповедники» бедуинов, больше всего смахивающие на зверинцы. Кочевники навеки осели. Сегодня не только кордоны не пускают их в путь: обитатели «заповедников» утратили навык войны, они окажутся легкой добычей для любого дикого племени - из тех немногих, что еще бродят по недрам пустыни, за кордонами. Туристы одаривают бедуинов кока-колой, от которой у жителей песков крошатся зубы и портится желудок, мириадами вирусов и микробов, к которым у аборигенов нет иммунитета. Молодежь вымирает и сбегает в города. Пустыня пустеет. Параллельный мир исчезает с лица земли.

Другой мир

Это жестокий мир. Ребенок, родившийся в племени, первым делом выкладывается на всеобщее обозрение: каждый должен осмотреть младенца - не найдутся ли признаки уродства. Если найдутся, новорожденного попросту выносят за границу селения и оставляют умирать: его склюют птицы, высушит солнце. Это проще, чем растить уродца, не способного самостоятельно выжить в пустыне...

Если же ребенок окажется нормальным - оставляют. И до пяти лет он растет как может. Потерявшегося малыша начнут искать не раньше чем дня через три после пропажи: выжил - отлично, годен, погиб - значит, не приспособлен к жизни. Тех, кто выживает, с пяти лет начинают привлекать к работе. Так, выполняя поручения, ребенок постигает жизнь, в которой нет места слабым - просто потому, что у них нет шанса.

Это столь же непохоже на нашу любовь к детям, насколько мир пустыни не похож на тот, в котором мы живем. Пустыня долго приспосабливала под себя свои народы. И приспособила: вывела племя, устойчивое, как верблюжья колючка, - практически неистребимое. Никем - кроме нас с вами.

У них - свои ценности. И главная - вовсе не жизнь, а принадлежность к своему племени, родовая совместность: только сообща можно противостоять солнцу и песку, до краев заполнившим их существование. Именно поэтому каждому бедуину важнее всего, чтобы выжило племя: даже ценой его собственной жизни и жизни его детей.

Но жестокость этого мира строго ограничена разумной необходимостью. Больных, убогих, старых племя кормит и поит, оберегает, заботится. Бессмысленной жестокости бедуины не знают. Смертная казнь предусмотрена в единственном случае: за супружескую измену. И убивают страшно: мужчину закапывают по горло в песок и оставляют умирать, а подлую изменщицу забивают каменьями. Их грех - тягчайший: преступление против крови. Самая страшная кара в племени - оставить провинившегося на какое-то время в хижине, не защищенной от скорпионов и прочих ядовитых гадов. Все хижины окружены маленьким рвом, в котором разложены травы и коренья, отпугивающие змей, насекомых и иных врагов рода человеческого. А для наказанных строится специальная хижина - без рва. И преступник остается там один на один со смертельной опасностью, не смеющий ни на секунду сомкнуть глаза, ослабить внимание. Риск для жизни, страшное испытание для нервной системы - но выжившего встречают как человека, искупившего вину полностью, укрепившего дух. Как возрожденного. Как героя.

Владыки огнедышащих песков

Во главе племени стоит шейх - своего рода наследственный монарх. Он соединяет пары и распределяет обязанности, он снаряжает экспедиции за водой и объявляет войны. Он же - единственный, кто умеет воевать и учит этому искусству своих сыновей. В отличие от всех остальных детей, обучение «принцев» начинается с трех лет - бывали случаи, когда пятилетний отпрыск погибшего в бою шейха руководил военными действиями, и весьма успешно! Зато, если погибали и шейх, и все его обученные сыновья, племя кончало массовым самоубийством. Бедуины утрачивали смысл жизни, ибо как племя они больше не существовали, следовательно, не существовали вообще. И они гибли - как гибнет тело, лишенное сердца или мозга...

Шейх - воистину сердце и мозг племени, хранитель традиций, вековой памяти племени. Он даже ведет хроники своего народа: одному ему ведомой тайнописью, секрет которой каждый правитель получает от своего отца. И у всех племен - своя грамота, свои знаки и символы. Общей письменности бедуины не знают, ибо не мыслят себя общностью: каждое племя - отдельный, самостоятельный мир, одинокая вселенная.

...Племя бредет по пустыне: куда? Куда глаза глядят или маршрут предначертан, определен шейхом, подсказан колдуном, имеет смысл и цель? Нам этого знать не дано. Как не дано найти в зыбких песках следы каравана, как невозможно обрести общий язык с этим странным народом.

Призрачен путь по пустыне. Мне кажется, я знаю их маршрут: они уходят из нашего мира, они покидают Землю. Дети пустыни, все уменьшающейся под нашим натиском, они сиротеют. Еще тридцать - сорок лет, и бедуинов, быть может, не останется совсем.

А что останется? Пустыня - мертвая без своих детей...

Ольга ЭСТЕР

Пожалуйста, прокомментируйте опубликованный на данной странице материал и поделитесь своим опытом. Нам важно ваше мнение!